совы не то чем кажутся

[missgermiona]

Таким образом прямо здесь, стоя на стремянке в уже значительно постаревшем году – в зубах шурупы, телефон выключен, елка из упрямства определена в трехлитровую банку с мокрыми газетами как положено – ты в общем-то и становишься ведьмой, но притворяешься живой, разве что не отвечаешь на подачи про новое счастье – ужасно неудобно перед старым, знаете, кое-чего вслух лучше не говорить

бросаем на сковородку мясо, наощупь включаем чайник, зубами открываем коньяк,  рюмки не подходят, кстати вот наконец и снег, ты его хотела и ты его разумеется получила,

я тебе не говорила, еще ни разу не было, чтобы я чего-то не получила, нет, я не думаю, что это так уж здорово, ты ведь не спрашиваешь как это происходит – назвать вслух, прихлопнуть сачком, вырвать с корнем

ладно, буду молчать, раз тебе страшно

прости , отвлеклась, почему-то вот прямо сейчас, пока они тут режут хлеб и разворачивают мишек, я иду по улице кажется ржетезова в антикварную лавку за рамками для фотографий, у бабушки в сундуке лицами к стенке лежат ее мама и папа, это никуда не годится

не упади со стремянки, деточка, и смотри, день уже прибавляется

за семь тысяч километров от ржетезова я в тот же момент протягиваю руку, зависаю и выбираю с кем говорить – передо мной сидит и чистит мандарин один человек, а я точно знаю что это сидят все, кем он был за эти годы, ну что же делать, если я не умею сосредоточиться на одном . тебе выбирать, чего бы ты хотела сегодня, но будь вежлива с ними со всеми, не говори лишнего вслух

время по-прежнему отвечает только на вопрос где,

у тебя вместо часов есть миллион способов гулять по нему туда-сюда сколько вздумается,  и целых три дня, чтобы исходить например всю лестницу до бабушкиной квартиры и обратно – ну ладно, сегодня это лестница, завтра будет что-то другое, дело не в этом

сначала мы допустим пойдем вверх, к его кашлю на площадке, к письмам из африки, к разбитому старой сиренью окну, к пятому подъезду с клетчатыми шторками на первом,  к двадцати семи категорическим годам, в которые мужчины этой семьи второе столетие предпочитают умирать разными способами, к желтой пластмассовой дудке, к жестяной машине с надписью цирк, к дождю и трамваю, к залитому вином вышитому синему платью

потом мы пойдем вниз , примерно на восемьдесят ступенек, заглянем к пра и посмотрим как она иголкой набивает ватой дутые кольца-серьги, чтобы были потяжелее – когда наступит голод, она сдаст их в торгсин и купит муки, из этой муки всю ночь будет печь маленькие пресные булочки,в каждую булочку пра положит маленькую медную денежку – это будет все, что удастся спасти, дальше два месяца с запада на восток в скотном вагоне,  до сибири – дети визжат, бабы плачут, мужики курят и шепчутся, вот только я не помню что же мы ели, деточка, те булки есть же нельзя было    

тебе говорят - до встречи в новом году,  а ты понятия не имеешь куда идти и где эта встреча

год уже давно старый, а ты все ходишь и ходишь по этой лестнице, по пути нужно оттирать с них со всех серый грим, счищать рашпилем опухшие щеки, отмывать мешки под глазами, выпрямлять им спины, разговаривать со всеми сразу, лампочки то мутнеют, то разгораются, пока все это не начинает мелькать перед глазами как китайская гирлянда на восемь режимов , и тут лестница берет и заканчивается - последняя ступенька , толкаешь дверь, а там фигня какая-то, двор,ветер, мусорные ящики и девятиэтажка среди деревянных трущоб

этой девятиэтажки на самом деле конечно нет, то есть ее нет ни на какой конкретной ступеньке, а так она еще как есть – нарисованные люди в шапках у подъезда как положено запускают  петарды, после чего исчезают из этой картинки на год, а на пороге сидит кошка дунька , моргает и смотрит

сколько бы я не шлялась тут по этим ступенькам, кошка дунька всегда где-нибудь сидит, моргает и смотрит, чтоб ее