КРОМЕ ПЧЕЛ

рассказывают что одна женщина в магазине старостей на улице иосифа в позапрошлый понедельник так обнимала сундук в самой  дальней комнате что девочка-продавец почти уже собиралась вызвать полицию, но передумала и позвонила папе

папа прибежал и оторвал-таки ту женщину от сундука,  и закрылся с ней в комнате, и сидели они там до ночи, а про то что было дальше , разное по антикварным лавкам болтают - кто говорит , что вывез он ей этот сундук самолично прямо в аэропорт, а кто говорит что и нет, что все вранье, что мало ли где какие царапины нашлись,  что сундук вообще не продавался , а был личным наследством того самого папы , еще его бабка хранила там постельное белье , и важные бумаги, и лавандовое мыло, поэтому максимум что той приезжей светило - так это пара чашек будто бы мейсенского фарфора

папу того говорят звали томек и тетки на рынке утверждают что он обязательно разорится если будет продолжать в том же духе, хорошо, квартира на детей записана, говорят тетки на рынке, чем дети-то виноваты, хотя какая там квартира - три полутемные комнатки, одно окно вовсе в глухую стену

будете в кракове - можете сами спросить как все было, это тот магазин в квартале казимеж за синей дверью напротив бара "кофе и папиросы", где всегда полумрак, где в садике на заднем дворе деревянные стулья как из гостиной моей прабабки , на столах вязаные расшитые салфетки и все стены увешаны желтыми фотографиями чьих-то семей - ровные короткие челки и круглые черные глаза у девочек, аккуратные бабочки-банты у мальчиков, платья у женщин застегнуты у горла брошками, мужчины в шляпах и двубортных пиджаках, фото из ателье и фото любительские, во дворе гимназии и на набережной в выходной, с младенцами в оборках и на свадьбе дочери, таких фото на местном блошином рынке можно купить полкило на десять злотых, а если решишься на серебряную пудреницу из немецкого серебра -  то и так отдадут

может поэтому, а может почему-нибудь еще , только в бывшем древнем еврейском городе казимеж

а может ее и вовсе никогда не было, той женщины, и томека никакого не было, и тетки на рынке говорили о чем-то другом, и той пары – он и она, легкие-легкие, она в платье с брошкой у горла, он в двубортном пиджаке, они сидели на площади згоды на горячих позеленевших стульях и смотрели друг на друга , ноги у нее до земли не доставали, такая она маленькая – их тоже не было, и той девочки в казимеже у кирпичной стены – девочка слепая и мальчик водит ее рукой по выпуклым буквам,читает вслух:смотри,это комец алеф, это вов юд – и их не было, мне все это померещилось, а была только жара и на улице широкой эстер поет дону – она поет, скрипач в черной шляпе делает паузу и вся площадь заканчивает второй куплет на всех языках сразу   

тут недалеко, можно и пешком, но лучше прокатимся на трамвае, не нужно спрашивать где выходить, я покажу что есть, а дальше вы сами
От автобусной станции вторая остановка у рынка - там слева, сразу за мандариновыми рядами, нам как обычно смешают разного кофе из больших стеклянных банок, в левую руку мы возьмем пакет со светлым мокко, в правую - с глянцевой арабикой, зачерпнем кардамона деревянным совком прямо из корзины, задержимся на немножко, ладно, вам тоже понравится тут сидеть, в самом углу среди мешков с фасолью и чайными листьями, вы тоже будете ездить сюда за кофе как только выдастся свободный день, а в остальное время с ноября по март , а потом с марта по ноябрь будете искать что-нибудь похожее так что все ноги сотрете, но лучше и не пытайтесь, все равно не найдете

На третьей остановке следуем прямо за кошками- их четыре, и держитесь ближе к стене- из той железной двери, вон там, прямо под балконом с петуньями, на нас непременно кто-нибудь выскочит - может свадьба, может мамаша с тремя колясками, а может и вовсе пижамная вечеринка

остановка четвертая и сразу направо - там живет профессор, зайдем к нему на минутку, он обещал убедительно доказать, что прибытие поезда люмьеры снимали именно здесь, как раз сейчас он пишет об этом книгу, но тсс, это секрет. У профессора , когда он конечно не занят едой, вообще-то жесткий график - три раза в неделю он дает курс востоковедения в университете, два раза ходит в библиотеку, вечерами организует лекции в общинном доме, а по пятницам и воскресеньям пьет курвуазье, сегодня как раз удачный день

На пятой остановке перекусим плюшками у джеки, у него шесть подносов с выпечкой и всего один столик аутсайд, между двух фонарных столбов. он как всегда будет смотреть маленький телевизор за стойкой и почесывать живот под майкой, тарелку он протрет полотенцем и не оборачиваясь махнет в сторону прилавков, разберемся сами

Ну вот, теперь не заблудитесь, а я буду ждать на углу, там где вчера покупали воду, это легко, на вывеске написано - никогда не поздно, и не выдумывайте, это просто название, для здесь это нормально, давайте я запишу его на бумажке. Если заблудитесь - покажите прохожим, я тоже так делала, прохожие обычно кивают и соглашаются - ну разумеется никогда не поздно, о чем тут спрашивать

( ... )

Posted via LiveJournal app for iPad.

Таким образом прямо здесь, стоя на стремянке в уже значительно постаревшем году – в зубах шурупы, телефон выключен, елка из упрямства определена в трехлитровую банку с мокрыми газетами как положено – ты в общем-то и становишься ведьмой, но притворяешься живой, разве что не отвечаешь на подачи про новое счастье – ужасно неудобно перед старым, знаете, кое-чего вслух лучше не говорить

бросаем на сковородку мясо, наощупь включаем чайник, зубами открываем коньяк,  рюмки не подходят, кстати вот наконец и снег, ты его хотела и ты его разумеется получила,

я тебе не говорила, еще ни разу не было, чтобы я чего-то не получила, нет, я не думаю, что это так уж здорово, ты ведь не спрашиваешь как это происходит – назвать вслух, прихлопнуть сачком, вырвать с корнем

ладно, буду молчать, раз тебе страшно

Из израиля пишут – или я тебя не знаю, или ты уже на баррикадах

Я нет, не на баррикадах, я там уже была, было очень жалко и трогательно на этих детей в клубах дымовых шашек, играл аккордеон, бегали радостные журналисты, у перехода хохотали,  хотелось что-нибудь подписать или немедленно в прямом эфире обратиться к гражданам питера по мегафону и сказать в двух словах что-нибудь очевидно простое, вместо этого я тоже потолпилась, спела цоя и ушла под песню про команданте че к ближайшему вайфаю под рождественские огни и мимо деда мороза который кивал мне из витрины как будто у него нервный тик

Потом в теплом месте с кальянами я прочитала что мальчиков с которыми я пела цоя все-таки увезли в автозаке и теперь им не хватает адвокатов, я подумала что все происходит на самом деле и это не презентация кино, не перфоманс на открытии клуба, не интернетный флешмоб и не казаки-разбойники

Нет, я не на баррикадах. Я сижу и набираю в интернете число 632305222316434,найдено 1147 результатов, говорит яндекс, это пока гораздо меньше чем например  запросов где купить слона или как я ездил в панаму или даже про «я за единую россию» - тут 90 миллионов результатов, но все это разумеется ничего не обозначает. я представляю себе людей, которые примчались с работы, на кухне ребенок воюет с кошкой, в раковине чашки с утра,в холодильнике полно  всякой ерунды, а есть все равно нечего, под глазами круги какую косметику не выбирай, а они не сняв ботинок одним пальцем быстро набирают шпионские цифры и затаив дыхание ждут ответа на пароль. Или нет – они вернулись из театра, у них был тихий вечер на угловом диване в ресторане, их фотовыставка имела успех, режиссер сказал что в следующий раз надо будет попробовать другой ракурс, на январь у них билеты в спа-тур, а сегодня они надевают шубы наизнанку, засовывают пистолет за чулок и играют в баррикады

Вот и что потом, и что – кричит в парке смотрительница зеленых туалетов, она кричит на мужчину, он заперся в кабинке по делу и оттуда ведет революционный диспут.смотрительница туалетов придерживается мнения что все равно все будут в дураках, так уж пусть лучше так чем когда в магазинах была одна маринованная кукумария, а телевизор она все равно не смотрит

Я не на баррикадах, пока моя колыбель революции никак не определится с точкой сбора и что вообще делать на этой точке, мальчиков и девочек увозят с гостинки – они приходят туда каждый вечер чтобы решить что потом

На восстания негде, там проезжая часть, давайте на сенной – говорят тем временем активисты, там ментам грузовики некуда ставить. Нет, давайте на дворцовой, это прикольно, пишут им в ответ вконтакте.
начали бы поджигать и громить тогда возможно люди поймут что настал пиздец , говорит третий
приносите барабаны, трещотки, свистки, нам бы футбольных фанатов в подмогу – пишут те, кому не хватает эмоций
в питере органы более трусливые и злобные, не такие  культурные как  в Москве – пишут опытные.
дворцовая плохой пункт там всё отрезается очень небольшими силами , спортивная хорошее место я там был когда башне нет говорили. Нет, оптимальна исаакиевская площадь - есть пути отхода: мойка, вознесенский, морские улицы, почтамтская.

Я надену свою сноубордическую защиту, пишет кто-то, только умоляю не ведите себя как дикари

Нет, я не на баррикадах и я не уверена что мое гражданское самосознание точно знает чего хочет, от какофонии у меня перестают слышать уши, от людей когда их больше трех и вокруг них витает командная идея – меня тошнит, я думаю что самосознания у меня вообще нет потому что больше коммунистов я ненавижу только антикоммунистов каким бы перевертышем это сегодня не звучало, а между революцией и чашкой кофе всегда выберу кофе

Но я там буду, потому что я тут живу, потому что когда мне врут я начинаю упрямиться и потому что больше я ничего не умею, - на самом деле это ведь самое простое что я могу сделать, надеть удобную обувь и теплые вещи, взять старый телефон и копию паспорта, сосательных конфет и шоколада на случай тигрятника, выучить пару статей из кодекса про право телефонного звонка  – это несложно, я это уже делала и это гораздо проще чем просидеть например день наблюдателем и остаться после этого в здравом уме

Я туда приду и услышу конечно же здравые речи, в толпе не будет краснолицых фанатов с пивом и лозунгов про крыс, меня не будут призывать бить жидов, спасать россию,  прекращать кормить кавказ и казнить путина, среди людей будут также  разумные и честные  победившие партии – они откажутся от идеи провести отдельный митинг и придут к нам с продуманной схемой действий и данными с участков, они спросят – есть кто, кто может помочь с этим делом, с пересчетом и фактами, есть, скажут в толпе, тут же начнется конструктивный разговор, на площади будут также добровольцы-юристы – они будут выдавать всем памятки как вести себя в полиции и номера телефонов бесплатных адвокатов, но телефоны не понадобятся, потому что омон заскучает и заведет между собой разговоры о плей-офф и зарплате, а потом и вовсе уйдет от нечего делать, а может быть даже тоже подпишет какое-нибудь открытое письмо

После чего все это покажут по первому каналу и все конечно же станет хорошо

так вышло, что одного человека укусил опоссум.

шел дождь и третий час как мы перебрались на лодках через темно-коричневую воду реки усумасинта и попали куда-то кажется в гватемалу , в джунглях что-то свистело,урчало и пиликало, я рвала спелый шоколад, топала по кустам как слон,  опоссум пошевелил носом, подмигнул, встал на цыпочки и укусил одного человека за левую ногу. Потом он еще немножко так поболтался на этой ноге, пока один человек орал и фотографировал его телефоном, а потом сам отпал и отошел в сторонку выплевывать то,что набралось ему в рот.    
Обезьяны принялись хохотать и всплескивать руками потому что одна нога у человека получилась в штанах, а другая в шортах и носке в клеточку, вторую часть штанов мы оторвали и завязали вокруг икры элегантным бантом .
Не прощаясь с опоссумом мы пошли дальше по гватемале, или может быть это уже была не гватемала, там в лесу ничего не было написано, индейцы из паленке сказали что границы обозначены не везде. Впереди хромал один человек  -   за плечами у него вполне зримо развевалась мантия полководца, голос звенел литаврами, он стал выше ростом, втянул живот и жестами цезаря вскидывал руку вперед, указывая путь.

он говорит о героической битве с опоссумом и пытается отправить фото славного мгновенья посредством ммс прямо из джунглей, спрашивает нет ли у меня дополнительных фотографий или видео процесса укуса с другого ракурса, с удовольствием снова и снова вспоминает славные детали и какое лицо было у опоссума когда он изготовился к прыжку, а также регулярно и мужественно интересуется  у наших индейцев нет ли противоядия против опоссумов и какие признаки смертельного укуса известны сведущим в медицине ацтекам. Кажется это был лучший день в его жизни , но к вечеру следующих суток этот день кончился - другой человек прыгнул в сенот ик-киль с восьми метров, теперь его очередь.

Вот еще один человек  – он точно знает чего хочет и какое оно должно быть по цвету,размеру и окружности груди, у него маленький размер ноги и аккуратный кошелек, он подолгу приценивается к каждой ерунде и смотрит на нее испепеляющим взглядом, так он делает выбор . если ерунда исхитряется оказаться не тем что ему было надо, а так бывает почти всегда поскольку откуда же всякая ерунда может знать чего он там себе напридумал и главное какое дело этой ерунде до того что он напридумал,  он кивает – он знал, ни на что другое и не рассчитывал, но обида на ерунду бурлит в его честном сердце, его утешает только то, что он сделал все что мог, все что мог

Третий стоит у подоконника в супермаркете и разговаривает с кассовым чеком. Серега, говорит он, что ты думаешь обо всем этом, например об этих пельменях, стоило ли их брать.  Ты пустое место, иннокентий, отвечает кассовый чек серегиным голосом, от тебя ушла жена, в твоей коммуналке древнеисторические тараканы , ты говоришь так красиво что тебя банят даже в гугле , твои женщины первым в списке смертных грехов пишут занудство, какие к черту пельмени

Совсем другого, рыжего, с ключицами и ребрами как нотные линейки, я видела вчера у начо дуато, он был эльф, дуэнде, из тех, которые убирают разбросанные игрушки. Рыжий эльф станцевал мне историю про мальчиков

про то куда они деваются, мальчики с ключицами,  с резкими движениями, со взглядами вполоборота, смешными статусами и цитатами вконтакте, с билетами на футбол, шрамами на венах, гитарами и капюшонами, с тремя мушкетерами и пепельницей под кроватью, они дарят свои игрушки первому встречному в песочнице, удивляются почему с ними не здороваются на улице  взрослые, а чуть позже – почему все девочки врут, про мальчиков  которые делают выбор мгновенно и навсегда, которые улыбаются пока женщины царапают им на спине разные правила, про мальчиков для которых остепениться смерти подобно, про мальчиков которые сжимают мою руку у себя в кармане , которые садятся в машину и не вписываются в поворот,
про мальчиков которые плачут, спотыкаются на краю сцены, смотрят, щурятся и опять смотрят в зал, а потом все-таки поворачиваются и уходят,  серебряный занавес открыт, а там в глубине на крыше сидит кто-то в расстегнутом пиджаке и ждет, некоторым из них удается продержаться подольше, заткнуть уши и не слушать как им предлагают образумиться, остальные выходят за занавес и однажды их конечно же кусает опоссум

сегодня ноябрь снова начнет выгрызать из меня кусочки изнутри, но теперь мне есть что ему ответить
ноября не бывает, вот что я скажу, качаясь в своей дырявой лодке под крышей на том самом месте, откуда родом те кто знали про календари гораздо больше чем я,
ноября не бывает, ору я забравшись наконец на лестницу  пирамиды луны в математическом городе теотиуакане,
не бывает никакого ноября – кивает мне гигантская голова ольмека в ла венте, та голова которая одна из всех улыбается.
не бывает, говорю я сегодня, сидя на собственной кухне, и вылавливаю пальцами из стакана маленького , совсем юного хуанито – в городе оахака в мескаль бросают червячка хуанито, вы знаете, да, а я и не знала что у него есть имя, очень мило, но как его после этого съесть

Моя деревня называется пуэрто морелос , в ней три улицы, кривой маяк, три десятка рыбацких лодок, один фонарь на всю площадь, автобусы никогда не заворачивают сюда с трассы и я остановилась здесь только на пару дней, у меня важное дело к майя.

На причале косолапят толстые альбатросы , по пустому берегу бредет коричневый человек в белом, тащит за собой по песку неуклюжую арфу, у человека круглое лицо, короткая шея, маленькие ноги, человека зовут пако и он собственно майя.
дед его тоже был майя, и папа с мамой разумеется тоже, и он говорит что не очень понятно почему его, пако, называют загадочно исчезнувшим. Действительно, вот же он, пако, протягивает мне теплую мокрую рыбу, а его жена абби вручила мне ключ от дома и сказала что если меня вдруг укусит скорпион, то первые шесть часов можно не беспокоиться. но фатале – сказала абби, тоже майя. В пять утра встречаемся на причале, говорит пако, пойдем на рыбалку.

пако продает серебро на рынке, играет на арфе в баре и ловит рыбу тут в деревне в карибском заливе, а еще он толкует календари по всему юкатану, облазил все пирамиды в нескольких штатах,  он считает ступеньки и умножает эту цифру на количество камушков между окнами -  так вычисляются затмения, солнцестояния, концы света и время собирать шоколад, ну это всем известно, говорит пако, но вообще-то это путь домой, если хорошенько разобраться.

Хранители дней, так они называются, те кто хорошенько разобрался.

мне очень надо путь домой, но я его там не вижу – ни на минуту не расстаюсь с выжженным на телячьей коже календарем, а вижу только глифы, забавные картинки, похожие на обезьянок, радуюсь цветной игрушке, вешаю на шею бирюзовые глифы майя и нравлюсь себе в зеркале, разве со мной можно иметь дело

я разглядываю этот зашифрованный календарный круг ровно так же, как разглядывали его маленькие полуголые майя, когда им его принесли впервые. Кто принес-то  – спрашивает пако. Как же кто, ну те, кому очень надо было чтобы мы хорошо умели считать дни, конечно же, а ты хитришь, разве ты сам не знаешь. Ты крейзи, говорит пако, но я тоже крейзи, так меня зовут на причале, садись в лодку.  

Пако за пару тысяч лет немножко разобрался и легко может прочитать тот самый наделавший шуму текст  - с шестого монумента в тортугеро в штате табаско.
Закончится тринадцатое четырехсотлетие в день четвертый  ахав третьего числа месяца канкин – нудным голосом читает пако, - боишься?

Но фатале, я нет, не боюсь, мне только хочется посмотреть одним глазком что будет потом, после того как что-то закончится, будет очень жаль если мы  опять что-нибудь не так поняли, не увидели очевидного, отвлеклись на дурацкие споры, были глупо серьезны, а вдруг нас звали в игру,  расставили по континентам огромные кубики,  дали счетные палочки и игрушки, нарисовали простых картинок, заставили посмотреть на небо и загадали простую загадку, большущую головоломку, а мы опять все запутали и угадали неправильно

может быть потом, в день четвертый ахав третьего числа месяца канкин, неважно когда он будет, я все еще буду сидеть здесь в лодке вот так, в новой цветной юбке с деревенского рынка, а потом открою глаза и увижу их всех троих – кукулькан будет протирать очки, тут такой мелкий песок, кетцалькоатль будет ржать как оглашенный, он так всегда , когда увидит себя в зеркале в осточертевшем костюме пернатого змея, а виракоча будет чесать бороду.

картонную упаковку пришлось разорвать зубами, едва не плача, вымокнув под красным дождем, остальные ящики разберу потом, ящики со сладкой замороженной картошкой похожей на черные сморщенные шарики, которую еще отважная инес муньос нашла съедобной и пыталась накормить свою неугомонную гвардию когда еще не стала вдовой, ящики с моими платьями, веерами и кольцами, потом, позже - когда уйдет этот странный свет, от которого кружится голова,
этот свет тянет меня, я хожу внутри него медленно, дышу осторожно, эти люди смотрят на меня тихо и прямо, я захожу во дворы, пригибаясь в каменных трапециях ворот, сажусь за стол и они ставят передо мной чашку полную листьев , стоят и смотрят как мне становится немножко лучше, я заслоняюсь локтем как будто все время поправляю челку, а когда поднимаю голову их как обычно уже нет.
Из упаковки я достаю шарманку, руки у меня дрожат, она падает и немедленно прямо с середины мы с ней поем песенку, это отличная шарманка – она сама выбирает что спеть и когда, но часто фальшивит, а я обычно не знаю слов, мы с ней прекрасная пара, эй, инес, как насчет твоего дневника, его так и не нашли, но я точно помню, ты записывала в нем слова где-то вперемешку с рецептами, подсчетами запасов и рисунками чужих богов

свет поднимается снизу , течет по улице, облизывает углы, скользит по стенам и просачивается сквозь камни

Большие камни, почти как те которыми играли в кубики великаны в саксайуамане, и как те высоко в андах, за которыми мы прятались сидя на корточках, пока старшие привязывали солнце, трое нас и четверо маленьких, одного из них, завернутого в полосатое одеяло, с всклокоченными черными волосами, никак не удавалось утешить, он цеплялся за одеяло,за наши плечи, не открывал  глаз, не поворачивал головы, дышал в шею, мы шепотом пели ему эту песенку, пальцы у него были теплые, маленькие и грязные. Мы уходим, сказали нам, когда облака стали совсем уже низко, примерно так что по ним можно было пройти на тропу, и я посмотрела на  карту, нарисованную на стене – просто потому что не знала куда еще посмотреть, прежде чем насовсем отцепить от себя теплые грязные пальцы, мы не прощаемся, какой смысл болтать, мы все равно не увидимся больше, песок с карты медленно осыпается, а когда он осыпался весь, нас там уже не было

А была тетка мерседес и ее муж, она трясла косами, а он – палкой, вчера он отдубасил этой палкой сразу троих, за то что приставали к младшей с шутками, пока взрослые уехали в город на выходной,  сегодня они пришли извиняться и глядят в землю, младшая заперта в дальней комнате и дуется, у мерседес получилось неудачное кукурузное пиво и она сердито размешивает его в большом чане. Я пью пиво , грызу сушеные бобы и слушаю как с. что-то рассказывает про дочь великого пачакутека и воина ольянту, что-то романтическое, в соседнем дворе мычит корова, до городка, куда сбежал ольянта – ольянтайтамбо -километров тридцать, там есть станция и даже ходит автобус, оттуда до центра мира еще пара часов на поезде, там я запасусь кислородом и пойду потрогать двенадцатиугольный камень на атун румийук, а пока что здесь в долине можно полчаса петлять по улицам перепрыгивая через каналы и все равно никого не встретишь, разве что на площади продавец разноцветных шапок посмотрит на меня и продолжит медленно жевать свои листья